Школа выживания
Книги

От автора, или Почему я взял на себя право писать эту книгу

Я считал себя бессмертным до того мгновения, пока не умер. Я умер во время исследовательского, по программе института авиационной и космической медицины, плавания по Каспийскому морю. Наш шестиметровый плот попал в эпицентр урагана, где скорость ветра достигала 35 м/с, а высота волн — 10 м. Вы можете представить тысячетонный вал вспененной воды высотой с четырехэтажный дом, несущийся на вас со скоростью 60 км/ч? Я могу. Я это видел. Я захлебывался в этих волнах. Я глох от рева обрушивающихся на меня пенных гребней.

И я умер, когда на очередной волне плот перевернуло. Я оказался под водой прижатым к сеточному настилу, завернутым, как селедка, в полиэтиленовый кокон импровизированного убежища. Я рвал пленку ногтями, я ловил ртом скопившиеся под ней пузырьки воздуха...

Я умер, задохнувшись углекислым газом, который сам же выдыхал. Это была легкая смерть. Я даже не успел испугаться. Я вдохнул раз и еще раз лишенный кислорода воздух — мои легкие сдавила судорога удушья, в глазах взорвались красные круги, и наступила темнота.

С того света меня, в буквальном смысле слова, зауши вытянули мои товарищи — Сергей и Женька. Я счастливо спасся, но лишь для того, чтобы умереть во второй раз. Вторая смерть была ужасна, потому что была осознанна и длилась долго.

Тридцать часов мы сидели по пояс в воде на перевернутом плоту. Каждую минуту через нас, отдирая от днища плота, грозя смыть в беснующееся море, прокатывались водные валы. Все тело, не одну только руку или ногу, от переохлаждения сводили судороги. Каждое следующее мгновение мы ждали, кого из нас не станет...

После того плавания я стал считать свои возможные смерти.

На Белом море я имел серьезные шансы взлететь на воздух, напоровшись на сорванную штормом плавучую, времен последней войны, рогатую мину.

На Баренцевом море я мог утонуть в результате неловкого движения шеститонной косатки, 65 минут (!) сопровождавшей в полуметре от борта наш построенный по древним лекалам поморский карбас.

В пустыне Каракумы я вместе со своими товарищами мог бесследно сгинуть из-за любой, самой глупой, случайности, потому что никто никогда бы не смог нас отыскать в тысячекилометровых песчаных пространствах.

Трое суток живя в змеином царстве, где на каждом квадратном метре можно было насчитать до трех ядовитых рептилий (соответственно в пятнадцатиметровой комнате их было бы 45 штук!), я мог запросто покинуть этот мир путем одновременного приема внутрь десяти - двадцати порций змеиного яда.

Я мог замерзнуть во время многочисленных аварийных ночевок в зимней тайге, быть укушенным пригревшимся в спальнике каракуртом, свалиться со снежного карниза... Да мало ли где еще я мог сложить свою голову!

Но самое удивительное, что, пожалуй, не меньше, чем в экстремальных пустынных, таежных, морских и прочих путешествиях, я рисковал собой в нормальной жизни. Однажды увидев смерть в лицо, я научился узнавать ее тихое движение за своей спиной в повседневной сутолоке. Я стал внимателен. Я стал фиксировать то, что раньше просто не замечал.

На шаг сзади упал подпиленный рабочими гигантский тополь.

На сантиметр от головы проскочил борт машины, когда на перекрестке отказали тормоза велосипеда.

Во время работы с электродрелью ударило током.

Провалился под ногами лед, когда я наудачу переходил водохранилище.

При чистке крыши от снега подвернулась нога, а ограждение отсутствовало.

Перевернулась машина, из которой я вышел пять минут назад.

Сколько разя не умер? Сто? Двести? Триста?

Я копил собственные, к счастью, несостоявшиеся и чужие, увы, случившиеся смерти. Я снова и снова убеждался в хрупкости дарованного нам чуда, именуемого жизнью, и удивлялся общепринятому пренебрежительному к ней отношению. Кошельки с полусотней монет охраняем надежней! Честное слово! Неужели нам безразлична наша жизнь? Неужели нам все равно, сколько мы проживем — 20 или 80 лет? Или тяга к смерти, толкающая нас на необдуманные поступки, на неоправданный риск, на смирение, на попытки самоубийства, заложена в нас с рождения?

Не верю! Ведь не капитулировали же мы тогда, на перевернутом волной плоту, когда все обстоятельства были против нас. Когда, казалось, не осталось ни единого шанса на спасение. Ведь боролись, бултыхались в соленой воде, когда умереть во имя прекращения бессмысленных на первый взгляд мук казалось легче, чем продолжать жить. Ведь выстояли. Победили!

Сколько раз я со своими товарищами выдирался из уже почти сомкнувшихся на глотке лап смерти. Сколько раз, оглядываясь назад, мы удивлялись тому, что умудрились сотворить.

И ведь не супермены какие-нибудь — обычные, без горы мышц и суперволевых подбородков, не пренебрегающие бытовым комфортом люди. Середнячки. Так почему мы смогли и выжили, а другие в менее экстремальных ситуациях погибли?

Потому что мы знали, на что идем. Мы были готовы к действиям в условиях, которые другим показались бы несовместимыми с жизнью. Умение рождает уверенность. Уверенность вытащит из любой, самой экстремальной ситуации. Я знаю, на собственной шкуре убедился — любой человек (подчеркиваю — любой!) способен сделать во сто крат больше, чем может предполагать. Надо лишь знать, что делать. И еще я знаю, что никто не застрахован от трагического случая. Покорно его ожидать — значит, бесславно погибнуть. Готовиться к нему—значит, наверняка выжить!

Давайте представим — идет война. А ведь идет, и еще какая кровавая! Осколками снарядов свистят сорвавшиеся с крыш сосульки, противопехотными минами притаились под ногами раскрытые канализационные люки, тяжелыми танками утюжат зазевавшихся прохожих пошедшие в атаку автомобили. Каждый день с поля брани уносят сотни и тысячи мертвых тел.

Вы и я — рядовые этой беспощадной войны. Вы и я можем умереть в любую следующую секунду. Единственное, что может нас спасти, — умение воевать: укрываться от осколков, обезвреживать мины, уворачиваться от танковых гусениц.

Давайте не отдавать жизнь дешево! Давайте учиться выживать! Жизнь стоит того, чтобы бороться за каждую ее минуту.

Давайте держать оборону вместе, и тогда смерть не пройдет!