Советско-польская война (1920 г.)

Весной 1920 года Гражданская война в России казалось почти законченной. Остатки белых армий были вытеснены на окраины страны или в эмиграцию и большой опасности уже не представляли. Зато обострились советско-польские отношения. В период наибольших успехов Деникина большевики готовы были достичь мира с Польшей ценой уступки полякам почти всей Белоруссии и значительной части Украины. После же разгрома армии Деникина Ленин и его товарищи начали всерьез думать о возможности экспорта революции в Польшу, а оттуда - в Германию (успех германской революции считался ключевым для победы мировой революции).

Польский лидер маршал Юзеф Пилсудский, сам бывший социалист, вынашивал планы создания союза (федерации) Украины, Белоруссии, Литвы и Польши при ведущей роли последней. 21 апреля 1920 года он подписал в Варшаве союзное соглашение с главой Директории Украинской Народной Республики Симоном Петлюрой. Польша признавала независимость Украины и правительство Директории. При этом к польскому государству отходили Волынь и Восточная Галиция, а армия Директории подчинялась польскому командованию в войне против Советской России. Польская армия была снабжена значительным количеством французского оружия. Страны Антанты с ее помощью рассчитывали создать в Восточной Европе "санитарный кордон" против Советской России.

25 апреля 1920 года польские и украинские войска начали наступление на Украине и 6 мая освободили Киев, выйдя на левобережье Днепра. Возобновились и боевые действия в Белоруссии. Поляки использовали момент, когда главные силы Красной армии еще не были переброшены с Южного фронта на запад. Под влиянием патриотических чувств в Красную армию вступали многие офицеры и генералы царской армии, в частности А.А.Брусилов. Уже 14 мая войска советского Западного фронта под командованием Михаила Тухачевского, получив подкрепления, перешли в контрнаступление, хотя и неудачное. А 7 июня переброшенная с Северного Кавказа 1-я Конная армия Буденного прорвала польский фронт на Украине. В результате 12 июня польские и украинские войска оставили Киев.

В июле стал теснить противника и Западный фронт. В Белоруссии польские войска быстро откатывались в варшавском направлении. Возникла угроза существованию независимого польского государства. 11 июля министр иностранных дел Англии Джордж Керзон направил Советской России ноту, где предлагал Красной армии не переходить восточную этническую границу Польши, известную как "линия Керзона" (она в основном совпадает с нынешними польско-украинской и польско-белорусской границами). Совнарком отклонил ноту, заявив, что военная необходимость может вынудить советские войска перейти означенную линию (это случилось в конце июля).

В большевистском руководстве разгорелась дискуссия, стоит ли наступать дальше. Глава военного ведомства Троцкий, лучше других представлявший истинное состояние Красной армии, предлагал остановиться на линии Керзона и заключить мир. В своих мемуарах он писал: "Были горячие надежды на восстание польских рабочих. У Ленина сложился твердый план: довести дело до конца, то есть вступить в Варшаву, чтобы помочь польским рабочим массам опрокинуть правительство Пилсудского и захватить власть. Я застал в центре очень твердое настроение в пользу доведения войны "до конца". Я решительно воспротивился этому. Поляки уже просили мира. Я считал, что мы достигли кульминационного пункта успехов, и если, не рассчитав сил, пройдем дальше, то можем пройти мимо уже одержанной победы-к поражению. После колоссального напряжения, которое позволило 4-й армии в пять недель пройти 650 километров, она могла двигаться вперед уже только силой инерции. Все висело на нервах, а это слишком тонкие нити. Одного крепкого толчка было достаточно, чтоб потрясти наш фронт и превратить совершенно неслыханный и беспримерный... наступательный порыв в катастрофическое отступление". Однако Ленин и почти все члены Политбюро отклонили предложение Троцкого о немедленном заключении мира. Западный фронт продолжал наступление на Варшаву, а Юго-Западный, возглавляемый Александром Егоровым, - на Львов.

Польская армия получила значительные военные поставки из Франции. Правительство немедленно провело аграрную реформу, объявив о перераспределении земли в пользу мелких землевладельцев (в России на такую меру не решились ниКолчак, ни Деникин). Вторжение Красной армии рассматривалось польской общественностью как попытка присоединить Польшу к Советской России, как покушение на только что обретенную независимость, о которой мечтали многие поколения поляков. 5 июля 1920 года Пилсудский издал приказ по армии: "Сражаясь за свободу, свою и чужую, мы ныне сражаемся не с русским народом, а с порядком, который, признав законом террор, уничтожил все свободы и довел свою страну до голода и разорения". В тот же день в воззвании польского Совета Государственной обороны утверждалось: "Не русский народ тот враг, который бросает все новые силы в бой, этот враг - большевизм, наложивший на русский народ иго новой, страшной тирании. Он хочет теперь и нашей земле навязать свою власть крови и мрака". В армию вступали десятки тысяч добровольцев, почти прекратилось уклонение от мобилизации.

Пилсудскому удалось быстро и скрытно снять основные силы с Юго-Западного фронта и, вместе с подошедшими подкреплениями, сосредоточить их против открытого левого фланга Тухачевского. Успеху замысла польского контрнаступления способствовало то, что руководство Юго-Западного фронта - командующий Егоров и член Реввоенсовета Сталин первоначально отказались выполнить директиву главкома Сергея Каменева, бывшего полковника, о передаче основных сил, включая Конную армию, в распоряжение Тухачевского для действий против Варшавы.

16 августа 1920 года ударная группировка поляков под личным руководством Пилсудского внезапно перешла в контрнаступление во фланг Западного фронта. Советские войска были разгромлены. Как писал позднее Пилсудский, "в бешеном галопе сражения еще недавно победоносные армии противника в панике бежали, раскалываясь одна за другой как орехи." Тухачевский полностью потерял управление войсками, часть которых оказалась в польском плену, а 4-я армия, часть сил 15-й и кавалерийский корпус Г.Гая вынуждены были уйти в Восточную Пруссию, где их интернировали немцы. В польском плену оказалось более 120 тысяч красноармейцев, главным образом в ходе сражения под Варшавой, а более 40 тысяч человек находились в лагерях для интернированных в Восточной Пруссии.

Это было самое катастрофическое поражение Красной армии в Гражданскую войну. Сказалась усталость, многие красноармейцы старших возрастов, вынесшие еще Первую мировую, в обстановке военного поражения предпочитали сдаваться в плен, а не продолжать борьбу. Западный фронт как организованная сила перестал существовать.

Юго-Западный фронт с большими потерями отступил на восток, но сохранился как единое целое. Зато между Брестом и Москвой почти не осталось боеспособных частей Красной армии. Как свидетельствует Троцкий, в Политбюро сначала преобладало настроение в пользу "второй польской войны" - "Раз начали, надо кончать". Председателю Реввоенсовета удалось убедить Ленина и других в необходимости прекратить войну: "Что мы имеем на Западном фронте? - Морально разбитые кадры, в которые теперь влито сырое человеческое тесто. С такой армией воевать нельзя... С такой армией можно еще кое-как обороняться, отступая и готовя в тылу вторую армию, но бессмысленно думать, что такая армия может снова подняться в победоносное наступление по пути, усеянному ее собственными обломками".

12 октября в Риге были согласованы предварительные условия мира, а 18 октября прекращены боевые действия. Накануне польские войска без боя заняли Минск, но тут же оставили его, отойдя на запад к согласованной линии границы. К тому времени выяснилось, что правительство Петлюры не в состоянии мобилизовать на Украине значительные силы, и Пилсудский отказался от идеи федерации, предпочтя включить западные области Украины и Белоруссии, а также литовскую столицу Вильно (Вильнюс) в состав Польши. С включением же Минска - политического и культурного центра Белоруссии, трудно было бы избежать предоставления автономии национальным меньшинствам, о чем польские политики не желали даже слышать.

На оставляемой войсками Пилсудского территории самостоятельную войну с Советами пробовали вести украинская армия Петлюры и Народно-добровольческая армия Б.Савинкова и генерала С.Булак-Булаховича, выступавшей под эсеровскими лозунгами. В ноябре 1920 года они были разбиты и ушли в Польшу.

Еще в августе 1920 года возникла легенда, будто если бы не было промедления в несколько дней при передаче 1-й Конной армии Западному фронту, исход сражения за Варшаву мог бы быть совсем иным. Но эта версия рассыпается, если принять во внимание расчет времени и сил и средств сторон. Вот что уже после окончания войны писал бывший командующий Юго-Западным фронтом Егоров по поводу передачи 1-й Конной армии Западному фронту: "От района местонахождения 1-й конной армии 10 августа до района сосредоточения польской ударной 4-й армии по воздушной линии около 240-250 км. Даже при условии движения без боев просто походным порядком 1-я Конная армия могла пройти это расстояние, учитывая утомленность ее предшествующими боями, в лучшем случае не меньше, чем в 8-9 дней, то есть могла выйти на линию реки Вепш лишь к 19-20 августа, и то этот расчет грешит преувеличением для данного частного случая. При этом в него необходимо внести еще и поправку за счет сопротивления противника. Возьмем за основание ту среднюю скорость движения, которую показала именно в такой обстановке конная армия в 20-х числах августа при своем движении от Львова на Замостье, то есть 100 км за четыре дня. Исходя из этих цифр, надо думать, что раньше 21-23 августа конная армия линии реки Вепш достигнуть никогда не сумела бы. Совершенно очевидно, что она безнадежно запаздывала и даже тылу польской ударной группы угрозой быть никак не могла. Это не значит, конечно, что сведения о движении 1-й Конной армии 11 августа не повлияли бы на мероприятия польского командования. Но очень трудно допустить, чтобы одним из этих мероприятий оказалась бы отмена наступления 4-й армии. По пути своего движения 1-я Конная армия встречала бы, помимо польской конницы, 3-ю дивизию легионеров на линии Замостья, у Люблина - отличную во всех отношениях 1-ю дивизию легионеров, следовавшую к месту сосредоточения у Седлице по железной дороге. Польское командование могло без труда переадресовать и бросить на Буденного 18-ю пехотную дивизию, также перевозившуюся в эти дни по железной дороге из-под Львова через Люблин к Варшаве... Не забудем, что к вечеру 16-го противник мог сосредоточить в Ивангороде в резерве всю 2-ю дивизию легионеров. Кроме того, надо же учесть и прочие части 3-й польской армии, обеспечивавшей сосредоточение 4-й армии юго-восточнее Люблина. В Красноставе к 15 августа сосредоточивалась 6-я украинская дивизия, у Холма - 7-я. Короче говоря, очень трудно, почти совершенно невозможно допустить, чтобы польское командование, игнорируя расчет времени, пространства и свои возможности, панически отказалось от развития контрудара, решавшего, как последняя ставка, судьбу Варшавы, только под влиянием слухов о движении Конной армии в северо-западном направлении. Надо думать, что не пострадала бы особенно даже сама сила контрудара, ибо его начали бы непосредственно три дивизии (14-я, 16-я и 21-я) вместо четырех, как было на самом деле (если отбросить 1-ю дивизию легионеров). Это ничего существенно не изменило бы, поскольку дивизии польской ударной группы, как писал Пилсудский, с началом наступления двигались почти без соприкосновения с противником, так как незначительные стычки в том или ином месте с какими-то небольшими группами, которые при малейшем столкновении с нами рассыпались и убегали, нельзя было называть сопротивлением".

Действительно, более раннее движение армии Буденного к Замостью могло бы привести только к ослаблению польской ударной группировки на одну дивизию, что все равно не помешало бы Пилсудскому разбить войска Мозырской группы и зайти во фланг армиям Западного фронта. Правда, если уж быть совсем точным, возвращение 18-й польской дивизии на юго-западное направление против Конармии, вероятно, заставило бы польское командование отказаться от контрудара на севере. Однако, во-первых, сам по себе этот контрудар решающего значения не имел, и, во-вторых, Пилсудский мог решить, что уже имевшихся под рукой пяти пехотных дивизий (трех дивизий легионеров, 7-й польской и 6-й украинской) и конницы для нейтрализации Буденного хватит, и продолжить переброску 18-й дивизии в 5-ю армию. В любом случае 1-я Конная попала бы в районе Замостья в окружение, как это на самом деле и произошло во время ее рейда в 20-х числах августа, и никакой существенной помощи армиям Тухачевского в отражении польского контрнаступления оказать бы не смогла. Движение войск Буденного все равно не заставило бы поляков отказаться от запланированного контрудара - своей последней и главной ставки в войне с Москвой.

Менее катастрофичным для Красной армии было бы решение главного командования и высшего военно-политического руководства после взятия Бреста не дробить силы в двух расходящихся направлениях, а сосредоточить войска на варшавском направлении, ограничившись на Юго-Западном фронте лишь вспомогательными действиями по сковыванию противостоявших ему польских войск. Ведь войска Западного и Юго-Западного фронтов разделяло болотистое Полесье, и оперативное взаимодействие между ними было очень затруднено. И в этом случае Варшаву взять вряд ли бы удалось, но поражение Красной армии не было бы столь катастрофическим.

Объективно Врангель был союзником Польши, но отказывался признавать польскую независимость. После разгрома под Варшавой Ленин и Троцкий стремились помириться с поляками и покончить с Белой армией. Главком С.С.Каменев осознал безнадежность ведения войны с Польшей. 12 октября 1920 года, в день вступления в силу советско-польского перемирия, он предложил Политбюро все силы бросить против врангелевской армии в Крыму, мотивируя это тем, что с Польшей вести борьбу Красная армия все равно не в состоянии: "Мы не можем рассчитывать на то, что до ликвидации Врангеля мы будем в состоянии, продолжая борьбу с ним, уделить такие силы и средства для Запада, чтобы в короткий срок восстановить там нашу боевую мощь до размеров, гарантирующих нам успех в борьбе с поляками, если бы они разорвали условия перемирия... Необходима резкая массировка сил и средств против одного из... противников, и именно против Врангеля, в силу общей обстановки; с этим решением связан известный риск ввиду ослабления наших сил на западе, но и при половинчатом решении этот риск тоже не может быть устранен в достаточной мере, так как нет никакой уверенности, что одновременно с борьбой на юге мы сможем дать на запад средства для полного восстановления его мощи".

Заключению перемирия с Польшей предшествовал визит Троцкого в штаб Западного фронта. Это посещение Троцкий описал следующим образом: "В штабе фронта я застал настроения в пользу второй войны. Но в этих настроениях не было никакой уверенности... Чем ниже я спускался по военной лестнице — через армию к дивизии, полку и роте, тем яснее становилась невозможность наступательной войны. Я направил Ленину на эту тему письмо... а сам отправился в дальнейший объезд. Двух-трех дней, проведенных на фронте, было вполне достаточно, чтоб подтвердить вывод, с которым я приехал на фронт. Я вернулся в Москву, и политбюро чуть ли не единогласно вынесло решение в пользу немедленного заключения мира".

К миру стремилась и Польша. Польские войска продвинулись далеко на восток. Перед ними находились деморализованные остатки разгромленных армий Западного фронта. Фактически путь на Смоленск и Москву был открыт. Однако надвигалась весенняя распутица и война грозила затянуться. Главное же, поляки вовсе не горели желанием захватывать Москву для генерала Врангеля. Как писал Пилсудский еще в начале 1919 года: "Возможно, я и смог бы дойти до Москвы и прогнать большевиков оттуда. Но что потом?.. Места у них много. А я Москвы ни в Лондон, ни в Варшаву не переделаю. Только, видимо, отомщу за гимназическую молодость в Вильне и прикажу написать на стенах Кремля: "Говорить по-русски запрещается"..."

Если в противостоянии с Советской Россией, стремившейся зажечь пламя пролетарской революции по всему миру, Польша могла рассчитывать на помощь держав Антанты, то в случае прихода к власти в Москве Врангеля, сторонника "единой и неделимой России", Пилсудский уже не мог полагаться на англо-французскую поддержку польской независимости, пожелай российское "белое" правительство восстановить в той или иной форме контроль над Польшей. "Начальник Польского государства" явно считал большевиков, все-таки заявивших о признании независимости Польши, меньшим злом по сравнению с Деникиным, Колчаком и Врангелем. До Москвы поляки осенью 1920-го, наверное, дойти бы смогли - но что потом? Менять одно недружественное российское правительство на другое, не менее враждебное польским интересам? Пилсудский был слишком опытным политиком, чтобы поддаться соблазну водрузить в Кремле русского генерала с помощью польских штыков.

По материалам портала "Великие войны в истории России"